Екатерина начала уже чувствовать усталость, но не от ожидания, а от размышлений над тем, как она отомстит людям, которые посмели нанести ей такое оскорбление.
Она вспомнила арабскую сказку о заточенном в медном кувшине злом духе. В первые десять лет своего пленения он обещал озолотить того, кто его освободит, а затем, обозленный ожиданием, поклялся убить неосторожного, который откроет крышку кувшина.
С Екатериной произошло то же самое. Сначала она обещала себе осыпать милостями тех дворян, что поспешат ей навстречу.
Затем она дала зарок обрушить свой гнев на первого, кто явится к ней.
Расфранченный Бюсси подъехал к воротам и стал приглядываться, словно ночной часовой, который не столько смотрит, сколько слушает.
– Кто идет? – крикнул он.
Екатерина ожидала по меньшей мере коленопреклонения. Один из дворян ее свиты посмотрел на королеву, как бы спрашивая распоряжений.
– Подъедьте, – сказала она. – Подъедьте еще раз к воротам. Кричат: «Кто идет?» Надо ответить им, сударь, это формальность…
Придворный подъехал к самым остриям подъемной решетки.
– Ее величество королева-мать прибыла навестить добрый город Анжер, – сказал он.
– Прекрасно, сударь, – отвечал Бюсси. – Соизвольте повернуть налево. Примерно шагах в восьмидесяти отсюда вы увидите потайной вход.
– Потайной вход! – воскликнул придворный. – Маленькая дверца для ее королевского величества!
Но слушать его было уже некому – Бюсси ускакал.
Вместе со своими друзьями, которые посмеивались втихомолку, он направился к тому месту, где, согласно его указаниям, должна была выйти из кареты вдовствующая королева.
– Вы слышали, ваше величество? – спросил придворный. – Потайной вход!
– О да, сударь, я слышала. Войдемте там, раз так полагается.
И молния, сверкнувшая в ее взгляде, заставила побледнеть неловкого, который невольно подчеркнул, что его повелительнице нанесено оскорбление.
Кортеж повернул налево, и маленькая потайная дверь отворилась.
Из нее вышел Бюсси с обнаженной шпагой в руке и почтительно склонился перед Екатериной. Вокруг него мели своими перьями землю шляпы его спутников.
– Добро пожаловать в Анжер, ваше величество, – сказал он.
Рядом с Бюсси стояли барабанщики, но в барабаны они не били, и алебардщики, но они не взяли свое оружие «на караул». Королева вышла из кареты и, опираясь на руку придворного, направилась к маленькой двери, обронив в ответ всего лишь:
– Благодарю, господин де Бюсси.
Этими словами она подвела итог размышлениям, для которых ей предоставили время.
Екатерина шла, высоко подняв голову.
Но Бюсси вдруг обогнал ее и преградил ей путь рукой.
– Будьте осторожны, сударыня, дверь очень низкая, ваше величество может ушибиться.
– Так что же мне делать? – сказала королева. – Нагнуться? Я впервые вхожу в город подобным образом.
Слова эти, произнесенные совершенно естественным тоном, для опытных придворных имели такой смысл, глубину и значение, которые заставили призадуматься не одного из присутствовавших, и даже сам Бюсси закусил ус и отвел взгляд.
– Ты слишком далеко зашел, – шепнул ему на ухо Ливаро.
– Ба! Оставь! – ответил Бюсси. – Это еще не все.
Карету ее величества с помощью блоков перенесли через стену, и Екатерина снова в ней устроилась, чтобы следовать во дворец. Бюсси и его друзья, на конях, ехали по обе стороны кареты.
– А мой сын? – спросила вдруг Екатерина. – Я не вижу моего сына, герцога Анжуйского!
Она хотела удержать эти слова, но они вырвались у нее в приступе неодолимого гнева. Отсутствие Франсуа в подобный момент было пределом оскорбления.
– Монсеньор болен, государыня, он лежит в постели. Ваше величество может не сомневаться, что, не будь этого, его высочество поспешил бы сам отдать вам почести у ворот своего города.
На этот раз Екатерина была просто величественна в своем лицемерии.
– Болен! Бедное дитя! Болен! – вскричала она. – Ах, господа, поторопимся же… Хорошо ли за ним ухаживают хотя бы?
– Мы делаем все, что в наших силах, – сказал Бюсси, глядя на нее с удивлением и словно пытаясь разобраться, действительно ли в этой женщине говорит мать.
– Знает ли он, что я здесь? – продолжала Екатерина после паузы, которую она с толком использовала, чтобы произвести смотр всем спутникам Бюсси.
– Разумеется, ваше величество, разумеется.
Екатерина поджала губы.
– Должно быть, он очень страдает, – сказала она сочувственно.
– Неимоверно, – ответил Бюсси. – Его высочество подвержен таким внезапным приступам недомогания.
– Значит, это внезапное недомогание, господин де Бюсси?
– Бог мой! Конечно, ваше величество.
Так они прибыли ко дворцу. Вдоль пути движения кареты шпалерами стояли толпы народа.
Бюсси поспешил вперед, взбежал по лестнице и, запыхавшийся, возбужденный, вошел к герцогу.
– Она здесь, – сказал Бюсси. – Берегитесь!
– Рассержена?
– Вне себя.
– Выражает недовольство?
– О нет! Гораздо хуже: улыбается.
– А народ?
– Народ хранит молчание. Он смотрит на эту женщину с немым ужасом: он ее не знает, но угадывает, какая она.
– А она?
– Она посылает воздушные поцелуи и кусает себе кончики пальцев при этом.
– Дьявол!
– Да, монсеньор, как раз то же самое и мне пришло в голову. Это дьявол. Будьте осмотрительны!
– Мы сохраняем состояние войны, не так ли?
– Клянусь богом! Запрашивайте сто, чтобы получить десять; впрочем, у нее вы больше пяти не вырвете.
– Ба! Так, значит, ты меня считаешь совсем бессильным?.. Вы все здесь? Почему Монсоро еще не вернулся? – произнес герцог.