– Совершенно ясно: он ничего не хотел понимать, – сказал Келюс. – Тут что-то есть.
– Я знаю что! – воскликнул Шомберг.
– А что же?
– А то. Он прекрасно видит: вчетвером мы убьем его, и не хочет быть убитым.
В это время к молодым людям подошел король. Шико шептал ему что-то на ухо.
– Ну, – произнес король, – что же вам говорил господин де Бюсси? Мне послышалось, разговор у вас был крупный.
– Вы желаете знать, что говорил господин де Бюсси, государь? – спросил д’Эпернон.
– Да, вам же известно: я любопытен, – ответил с улыбкой Генрих.
– По чести, ничего хорошего, государь, – сказал Келюс, – он больше не парижанин.
– Так кто же он тогда?
– Деревенщина. Он уступает дорогу.
– О! – сказал король. – Что это значит?
– Это значит, я собираюсь обучить свою собаку хватать его за икры, – сказал Келюс, – и, кто знает, может быть, даже и тогда он ничего не заметит из-за своих сапог.
– А я, – сказал Шомберг, – у меня есть чучело для упражнений в ударах шпагой, так вот я назову его Бюсси.
– А я, – заявил д’Эпернон, – я буду действовать более прямо и пойду дальше. Сегодня я ему наступил на ногу, завтра – дам ему пощечину. Храбрость у него напускная, она держится на самолюбии. Он говорит себе: «Довольно я сражался за свою честь, теперь надо поберечь свою жизнь».
– Как, господа, – воскликнул Генрих, прикидываясь рассерженным, – вы осмелились дурно обращаться у меня в Лувре с дворянином из свиты моего брата?
– Увы, да, – сказал Можирон, отвечая на притворный гнев короля притворным же смирением, – и хотя мы обращались с ним весьма дурно, он ничем нам не ответил.
Король с улыбкой поглядел на Шико, нагнулся к его уху и шепнул:
– Ты все еще считаешь, что они мекают, Шико? Мне кажется, они уже зарычали, а?
– Э! – сказал Шико. – А может, они замяукали. Я знал людей, которым кошачье мяуканье ужасно действовало на нервы. Может быть, господин Бюсси относится к таким людям. Вот почему он и вышел, не ответив.
– Ты так думаешь? – сказал король.
– Поживем – увидим, – ответил наставительно Шико.
– Брось, – сказал Генрих, – каков господин, таков и слуга.
– Не хотите ли вы этим сказать, государь, что Бюсси слуга вашего брата? В таком случае вы изрядно ошибаетесь.
– Господа, – сказал Генрих, – я иду к королеве, с которой я обедаю. Скоро Желози разыграют перед нами фарс; приглашаю вас на представление.
Присутствующие почтительно поклонились, и король удалился через главную дверь.
Как раз в эту минуту господин де Сен-Люк входил через боковую.
Он знаком остановил четырех миньонов, собиравшихся уйти.
– Прошу прощения, господин де Келюс, – сказал он, поклонившись, – вы все еще живете на улице Сент-Оноре?
– Да, дорогой друг, а почему вы спрашиваете? – спросил Келюс.
– Я хотел бы сказать вам пару слов.
– О!
– А вы, господин де Шомберг, не будете ли вы так добры дать мне ваш адрес?
– Я живу на улице Бетизи, – сказал удивленный Шомберг.
– Ваш я знаю, д’Эпернон.
– Улица де Гренель.
– Вы мой сосед. А вы, Можирон?
– Я обитаю в казарме Лувра.
– Значит, я начну с вас, если разрешите, нет, пожалуй, с вас, Келюс.
– Великолепно. Мне кажется, я понял. Вы пришли по поручению Бюсси?
– Не стану говорить, по чьему поручению я явился, господа. Мне надо с вами поговорить, вот и все.
– Со всеми четырьмя?
– Да.
– Хорошо, но если вы не хотите говорить с нами в Лувре, потому что, как я предполагаю, считаете это место неподходящим, мы можем отправиться к одному из нас. Мы можем выслушать все вместе то, что вы собирались сказать нам каждому по отдельности.
– Прекрасно.
– Тогда пойдемте к Шомбергу, на улицу Бетизи, это в двух шагах.
– Да, пойдемте ко мне, – сказал молодой человек.
– Пусть будет так, господа, – ответил Сен-Люк и снова поклонился.
– Ведите нас, господин Шомберг.
– С удовольствием.
Пятеро дворян вышли из Лувра и взялись под руки, заняв всю ширину улицы.
За ними шествовали их вооруженные до зубов слуги.
Так они явились на улицу Бетизи, и Шомберг приказал приготовить большую гостиную своего дворца.
Сен-Люк остался ждать в передней.
Оставим ненадолго Сен-Люка в передней Шомберга и посмотрим, что произошло между ним и Бюсси.
Бюсси, как мы знаем, покинул тронный зал вместе со своим другом, раскланявшись с теми, кто не был проникнут духом придворного угодничания до такой степени, что мог не ответить на любезность столь опасного человека, как Бюсси.
Ибо в те времена господства грубой силы, когда личное могущество было всем, человек мог, если он был силен и ловок, выкроить в прекрасном королевстве Франция небольшое королевство для себя, как в географическом, так и в моральном смысле.
Именно так и царствовал Бюсси при дворе короля Генриха III.
Но в тот день, как мы с вами видели, Бюсси встретил в своем королевстве весьма дурной прием.
Лишь только друзья вышли из зала, Сен-Люк остановился и, с беспокойством глядя на Бюсси, спросил:
– Вы плохо себя чувствуете, друг мой? Вы так бледны, что, кажется, вот-вот потеряете сознание.
– Нет, – сказал Бюсси, – я задыхаюсь от злости.
– Ну хорошо, думаете вы что-нибудь предпринять в отношении этих бездельников?
– Еще бы, черт побери, вы сейчас увидите.
– Ну, ну, Бюсси, спокойствие.
– Да вы просто прелестны: «спокойствие»! Если бы вам наговорили половину того, что я сейчас выслушал, то, при вашем нраве, у нас было бы уже смертоубийство.
– Ладно, что же вы хотите делать?